Жила-была девочка Ганя. Жила она плохо, в селе во Львовской области, где мама работала в местном колхозе на буряковых плантациях, не разгибаясь с утра до ночи. Гане на буряки не хотелось категорически, Ганя хотела жить красиво.

Для того чтобы жить красиво, надо было вырваться из родного села, подальше от цукристых плантаций. Но как-то не получалось.

Пыталась Ганя два раза поступить учиться – дальше первого экзамена не получалось. И то понятно – гуси, куры, сельская школа, откуда там знаниям взяться. Наконец, удалось от ненавистных буряков сбежать, правдами и неправдами устроиться в районной газете машинисткой. Но, как оказалось вскоре, работа машинисткой не слишком отличалась от колхозных плантаций.

Требовался гениальный ход. Ход, как обычно, подсказали старшие товарищи. Газета, где работала Ганя, была органом Николаевского райкома партии. К местным партийцам проверить и наставить, а то и просто отдохнуть в живописных предгорьях Карпат, регулярно наведывались ответственные товарищи из руководящих инстанций разного рода и калибра. После поучений и наставлений всем этим товарищам требовалось отдохнуть и расслабиться, отойти немножко от дум державных. Вот тут и Ганя понадобится – песни там спеть, на столе станцевать, то да се…

Вот так стала Ганя главным специалистом по оказанию, так сказать, номенклатурных эскортных услуг. Вначале – на районном уровне, потом – на областном, наконец – на республиканско-союзном, когда простую сельскую девочку подвозили вечерком и до утра во всесоюзную здравницу Трускавец, где отдыхала верхушка партийно-советской номенклатуры из Киева и Москвы. И жизнь значительно улучшилась, жизнь удавалась – ушли даже ночные кошмары, где Ганке снилось, как она в позе «зю» машет тяпкой на бескрайнем буряковом поле.

Следующий шаг Ганя сделала сама. Она обнаружила среди многих «эскортируемых» некую особую породу, с особым вниманием выслушивающую ее обычные бабские жалобы на соседей, сотрудников и начальников. Причем, эти люди, как оказалось, исключительно «с горячими сердцами и чистыми руками», готовы были не просто выслушивать Галины бредни, но и оказывать взамен серьезные услуги.

Вот тут-то жизнь и начала налаживаться. «Эскортируя и закладывая», Ганя понеслась по жизни, покоряя все новые и новые высоты.

Сначала Гане открылись двери того самого недоступного высшего образования. И не какого-нибудь, а самого Львовского университета, да еще и самого престижного факультета журналистики. Причем двигала Ганю настолько серьезная организация «на три буквы», что приемная комиссия даже не заметила в ее вступительном сочинении более двадцати грубых грамматических ошибок.

Поднялась Ганя по жизни так, что трудоустройством ее во Львове уже занимался лично шеф львовской конторы той самой «горячесердечной и чисторучной» организации Станислав Иванович Малик. Именно он позвонил руководителю областной комсомольской газеты «Ленінська молодь» и очень настоятельно порекомендовал принять на работу нужного человека. Причем не просто принять, а поручить Гане кураторство неформальных молодежных организаций, разных там «Братств Льва», «Клуба творческой молодежи» и других, возникавших в ту пору, как грибы после дождя. А на робкие возражения, что, мол, «ценная кадра» ни опыта, ни таланта не имеет, рекомендующий жестко отрезал: «Вам бы такой опыт, как у нее. А тексты у нас есть кому писать»

Собственно, кроме нескольких опусов авторства безымянных «писателей в погонах», других журналистских подвигов за Ганей на тот период не числилось. Да до того ли было! Весь творческий порыв, вся энергия Гани уходили на творения несколько другого рода – тех, что пишутся обязательно от руки, а вместо подписи – оперативный псевдоним. Вокруг было столько талантливых, неординарных, успешных людей. И всех их Ганя люто, от души ненавидела, и всех их надо было «заложить» – втершись в доверие и обязательно с «патриотическим» огоньком в блудливых глазках – ох, не пропал даром «эскортный» опыт! А то, что у всех этих людей, к их беде повстречавших Ганю на своем пути, жизнь начала ломаться – никогда ее не интересовало.

В конце концов, Ганя нацелилась на «крупную дичь», за сдачу которой можно было и медальку отхватить. В конце восьмидесятых родной для Гали «конторой» готовилось четвертое, по планам, последнее «дело Черновола», в котором Ганя должна была исполнить сольную партию, но тут случилась неприятность. Неприятность состояла в том, что вдруг, в один момент, рухнула и страна, где процветала Ганя, и сама «горячесердечная и чисторучная» организация приказала долго жить.

И пошла Ганя по новой – демократической – жизни, пользуясь навыками, ранее приобретенными, но обнаружилась еще одна закавыка – прорезалась глубинная страсть к деньгам. Впрочем, старшие товарищи и раньше эту страсть видели и даже дружески подначивали – регулярные вспомоществования Гане выписывали только в сумме, кратной тридцати рублям. Но тут выяснилось, что Ганя пытается совместить и «эскортирование», и тайную службу, и личный приработок. В результате, начали конфузы получаться.

То Ганя у начальства квартиру спионерит, то деньги, переданные канадскими греко-католиками через Ганю в Украину, «загадочно испарятся», и владыка Гринчишин никак ни Ганю, ни денег найти не может, то члена Римского клуба Гаврилишина во время интимных вояжей в Женеву чистила как липку, то афера майора Мельниченко, в пиар-обеспечении которой Ганя принимала деятельное участие, как-то не тем концом оборачивается. В общем, почувствовала Ганя, что земля под ногами начала дымиться, и поменяла жизненные ориентиры. Целью номер один стало: «Найти лоха». Целью номер два – «Присосаться к нему».

И снова все у нее сложилось. И лоха нашла, самого большого во всей стране, и присосалась к нему. Даже регулярно обещает о лохе книжку сочинить, но никак не получается. Признается друзьям и домочадцам, что как только начинает писать первую страницу «про железную поступь Хозяина» – от смеха давится, аж до икоты.

Службу совсем забросила, так, брякнуть чего-нибудь в телеэфире, Тягнибоком поруководить, другую провокацию затеять. При этом непременно «срубить с соратников» куш пожирнее. В общем, посолиднела Ганя, заматерела, требует именовать себя не иначе как «львовская пани».

Только никак Ганя на «пани» не тянет.

Для таких, как она, в ее любимом галицком диалекте есть более подходящее слово – «шмата».

Всю свою жизнь Ганя строила на двух принципах:

1. Люди вокруг, в основном, порядочные и нравственные.

2. Если по отношению к этим людям поступать подло и безнравственно – их всегда можно обмануть, попользовать в своих интересах, а потом – сдать. А уж «лоха постричь» – вообще дело святое.

Одного только Ганя не учла – ее давние «кураторы» из того же теста сделаны, что и она, а по части мелкой продажности и ей самой фору дадут…

Источник: day.kyiv.ua

P.S.

Додам до сказаного, що вся система інформаторів КГБ СРСР перейшла до ФСБ РФ і я вас завіряю, що ніхто не забутий і ніщо не забуто! Тому і не дивна підвищена активність героїні цього опусу в антиукраїнській діяльності уже на новому етапі незалежності нашої держави! – Ю.М

You have no rights to post comments